вторник, 23 марта 2010 г.

Из моей самой любимой на свете книги, "Рони, дочь разбойника", А. Линдгрен:"

Из моей самой любимой на свете книги, "Рони, дочь разбойника", А. Линдгрен:
"Но Маттис еще не хотел расставаться с дочкой. Он стоял и с изумлением разглядывал ясные глазки, крохотный ротик, темные волосики, беспомощные ручки Рони и обмирал от любви к ней.
- Детонька моя, - сказал он. - Отныне мое разбойничье сердце в твоих маленьких ручонках. Не знаю почему, но это так."
Кааак я его понимаю!!!

История любви. Часть 6. Пробуждение.

Все, что теперь я видела вокруг, очень напомнило детство - еще российское, когда мы жили в небольшом городке под Елабугой. Именно там находятся знаменитые Большой и Малый бор, знакомые всем по картинам Шишкина. Там и правда казалось, что вот немного и появятся мишки на поляне. Мы часто там бывали - собирали землянику, грибы. Но и недалеко от нашего дома - он стоял прямо на краю города - начинались огороды, а дальше лес и речка Тойма - небольшая совсем, тихая, с желтыми кубышками у берегов. Там я училась плавать.
Потом за четыре года в Таджикистане - привыкли к экзотике. Когда трава зеленой бывает только зимой, и после весеннего буйного цветения миндаля и маков - до самой осени поздней - перед глазами один и тот же выжженный пейзаж. А переехав в Алма-Ату - оказались рядом с горами, в которых уже есть и деревья, и травы буйные, но настоящие леса были выше тех мест, куда мы обычно добирались в своих путешествиях. Ведь чем выше в горы, тем будто дальше по карте на север. Если забраться на ледник - то и вовсе Арктика, наверное. А заповедник, в котором мы теперь оказались, находился как раз на той высоте, которая близка Средней полосе. Только здесь, конечно, все это с хорошим наклоном - горы.
Местами от «узнавания» даже как-то сердце щемило. Но не только от этого. Теперь, каждый раз, когда я слышала свое новое имя - Олька - меня словно обдавало теплой волной. Никто никогда именно так меня не называл. А Юра никак по-другому - и только так. Мама, когда мы вернулись из первого похода - тоже заметила это нечто новое, но больше всего ее шокировало, что мы с Юрой перешли «на ты».

- Это как это? Оль, ты что? Разве так можно?
- Мам, да ладно тебе. Можно конечно! Все нормально.
- Ну, не знаю, как-то это.
Ну, не знаешь, и ладно, а мне было впервые в жизни так легко, так душевно, что и передать нельзя. И все эти условности ваши - полная ерунда, дорогие взрослые.
И вот теперь я все время была словно под солнечным душем. Я совершенно растворялась в нем. Не было ни «вчера», ни «завтра» - было солнечное сегодня.
- Олька, давай здесь? Да, Юль? Смотрите - какая даль за вами. Это будет очень здорово. А теперь Юль, давай я Ольку одну сниму.
Да, меня одну снимали много. Юра говорил, что ведь Юлиных фотографий уже много, и гораздо интереснее сейчас, если мы вдвоем или я одна. Юля и не возражала. Сначала мы с ней вместе или поочереди забирались на камень или становились у дерева, потом она отходила, и в этот момент словно солнце вспыхивало ярче. Неужели может быть так прекрасно?
Потом мы шли дальше и все повторялось сначала. По пути мы собирали и тут же, горстями, ели малину - нам сказали, что ее в этом году столько, что хоть мы и в заповеднике, но можно собирать сколько душа пожелает.
Я собирала и почти все отдавала Юре. Было ужасно приятно почему-то именно это. Мы вообще все время продолжали с ним о чем-то говорить - он рассказывал о своих путешествиях, книгах. О том, что вот и про такие съемки девушек - тоже будет писать книгу «Поиски Афродиты». Потому что в каждой из нас - отблеск Богини Любви и Красоты. Это все захватывало и я почти не замечала, что Юля в основном молчит. Но она и вообще была какая-то такая - молчаливая и немного угрюмая даже иногда. Но может она просто кажется такой? Папа у меня такой же с виду, но я же знала, что на самом деле это не так. Ну, в конце концов, все же нормально. Главное, чтобы это все длилось подольше. Пусть бы вот так и не кончалось никогда!
Но все когда-то заканчивается. И этот день тоже. Мы отправились вниз, к нашим домикам. Папа тоже скоро должен вернуться. Расскажет, что видел, где был. Но какая-то тоска вдруг возникла. Ведь только во время съемок мы вместе, а так. Все-таки Юля тут, да и папа. Что происходит?
И получилось, что весь вечер уже не Юля, а я отмалчивалась. Какие-то мысли неясные терзали, тревожили. Это было неожиданное, вдруг нахлынувшее нечто. Пока сидели под навесом, ужинали, пили чай, а папа рассказывал, как он нашел водопад живописный для нас, пока решали, как завтра, - я все сидела в каком-то странном оцепенении и не совсем понимала, почему. Точнее - совсем не понимала.
А потом, когда уже стало совсем прохладно, пошли к нашему домику, пора уже было и ложиться. Я задержалась немного снаружи, так не хотелось еще, чтобы день заканчивался, обернулась на вечернее небо и вдруг увидела широкую яркую полосу, рассекающую небо над лесом - болид! Я про такое только в учебниках видела! Вот это да! Это не просто уже метеорит! Они-то, они-то видели? Я вбежала в домик.
- Видели? Вы это видели? Смотрите скорее!
Юра подошел со мной к окошку. Но полоса уже стала бледнее. Как жаль, что они этого не видели! Это же. Это же.
Я все еще смотрела в окно на тающий след, солнце давно уже скрылось за горой, но мне было очень тепло почему-то. И не сразу поняла - оказывается Юра так и стоит за спиной, и тепло это - от него. Но пора было уже ложиться. И тут.
До сих пор удивляюсь - откуда во мне взялась вдруг такая решительность? Я спокойно подошла со своей стороны лежанки, собрала все, и обошла со стороны Юры, который уже лег, а Юля заняла свое место рядом с ним.
- Подвинься, пожалуйста. Я здесь лягу. А то мне папа всю ночь спать не дает со своим локтем. Не могу я там.
И Юра послушно подвинулся, Юля удивленно на меня смотрела. А я по-деловому постелила себе рядом и легла.
А дальше.